Трубочный табак, словно чернослив,
В кольцах голубых мысли кое-как,
Мысли о тебе, и зелёный чай,
Странная печаль...
Где же ты теперь?

Мара, «Трубочный табак», 2005 г.


27 февраля 2012 г. ты отправился в путь. Весь этот день я не выпускал из рук телефон. Перед самым стартом ты, как всегда около дома, предупредил о проблеме – внезапно заглох двигатель. Оказалось, сорвало ослабший хомут со шланга подачи топлива в рампу. Это у тебя в крови. Ты ни разу не встал без движения внезапно, без предупреждения, где-нибудь в глухомани или ночью. Как правило, возникавшие в пути проблемы в большинстве случаев решались на месте «малой кровью». Даже тогда, в 2009-м, ты проделал путь к месту ремонта АКПП на почти мёртвой коробке самостоятельно, хоть и нелегко. Я никогда не сомневался в тебе. И в этот раз тоже. Топливный шланг был водворён на место, хомут закручен потуже. Теперь ты был готов к дороге. Предстояло покрыть более 800 километров. Зима выдалась суровая, было очень холодно. Снег падал всю ночь. Ты уехал рано утром, задолго до рассвета. Осталось только пятно сухого асфальта на стоянке, где ты неподвижно мёрз последние два месяца, десяток твоих фотографий и надежда. Надежда на то, что наша следующая встреча, когда бы она ни случилась, будет счастливой. Надежда на то, что ты будешь обновлённым, сияющим, абсолютно здоровым и полным жизненной силы. Надежда на то, что к тебе наконец вернётся радость, давно покинувшая тебя, и ты поделишься ею с нами.

Поздно вечером я получил SMS. В сообщении было одно слово: «Доехали». Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. Тревожное ожидание, терзавшее меня весь день, исчезло, вместо него в душе крепла спокойная уверенность в том, что наш план верен, что мы с тобой всё делаем правильно, что по-другому не могло и быть. Рубикон перейдён.

Зима не сдавалась долго. Весь март был одной сплошной метелью. Каждое утро, глядя в окно на выпавшее за ночь снежное безумие, я тихо радовался тому, что ты уже в безопасности. Несмотря на то, что я ощущал твоё отсутствие всей душой, как будто кто-то родной и близкий уехал по воле судьбы так далеко, что нет возможности не то что увидеть его хотя бы на минуту, но даже услышать до боли знакомый голос в телефонной трубке, я знал, что это временная мера. Я ждал. И ты, находясь за сотни километров от меня, ждал тоже. Мы знали – так надо.

Ждать и догонять – хуже нет. Но мы справились. В апреле, когда наконец-то прекратились снежные бураны, и солнце стало припекать не по-весеннему жарко, твоё преображение началось. Я узнал об этом, когда мне позвонили оттуда, где ты находился. Мой старый знакомый (назовём его Михаилом), который помог переправить тебя через две границы, сообщил мне, что твоё восстановление идёт. Сварщик, у которого в семье тоже есть Скорп, начал не спеша подготавливать тебя к омоложению. Это оказалось совсем не просто. Фотографии, которые я пересылал ему по электронной почте, чтобы оценить масштабы кузовного ремонта, не показали полного масштаба бедствия. Как сказал Михаил, бедный сварщик, разобрав салон и увидев то, что было скрыто под обшивкой, «сел на корточки около машины, обхватил голову руками и заплакал». Та цена, на которую мы договорились изначально, для такого объёма работы, который предстояло выполнить, была слишком мала. Я увеличил смету. Сварщик повеселел, слёзы на его лице быстро высохли, и дело пошло. Пороги с усилителями, почти весь пол, задние арки, стойки передних дверей, задняя панель – всё это стало новым. Теперь надо было заменить подгнившие по низу двери. Купленные в Москве я решил оставить на всякий случай про запас, тем более, что их состояние проигрывало тем, что продавались на белорусских авторазборках. В Бресте нашёлся отличный комплект из 4-х дверей, но продавец заломил за них 300 долларов. Я готов был заплатить, но Михаил сказал, чтобы я не торопился расставаться с деньгами. И он оказался прав. После двухнедельного ожидания и нескольких звонков продавцу с вопросом, не надумал ли он снизить цену, тот, наконец, сдался и уступил вдвое. Двери встали как родные. Оба бампера восстановлены и зашкурены. Впереди покраска.





Очередь к автомалярам была расписана на месяцы вперёд. Шёл июль. Я понимал, что твоего возвращения я дождусь в лучшем случае к концу осени, но меня это не пугало. После всех перенесённых трудностей плюс-минус пара месяцев не играла решающей роли. Я готовился к твоему возвращению. Я хотел увидеть тебя в новом облике. Таким же, каким ты был в мае 1991-го года, когда сошёл с конвейера Ford Werke AG в городе Кёльн. Ну или очень похожим.

Тебя ждал в Москве новый дом. После успешной сдачи крупного IT-проекта я купил для тебя хороший гараж. Я приготовил ещё один подарок тебе – полностью комплектный салон в отличном состоянии с точно такого же Скорпа – серые велюровые сиденья, идеально подходящие по текстуре к вставкам в дверных картах, торпеда, потолок, чёрный салонный пластик и огромная коробка разной нужной мелочёвки наподобие крепежа и уплотнителей дверей. За этим добром я ездил к Санчесу в Синьково на специально арендованном для этой цели «Портере»-фургоне, потому что Аллигатор всю эту груду запчастей не смог бы увезти чисто физически, и потом полночи разгружал всё это один в гараже. Думая о тебе, я представлял, как ты будешь великолепен в новом обличье. Близилась осень.

В октябре я получил по электронной почте эту фотографию:



Радости моей не было предела. Я считал дни, которые отделяли нас с тобой от нашей встречи. Я не знал, когда она произойдёт, но я мечтал о ней. Михаил был очень занят в то время, поэтому я старался не беспокоить его. Он сказал, что пригонит тебя при первой возможности, когда будет транзитом в тех краях. Качество покраски, как сказал Михаил, оказалось на высоте: по сравнению с бежевым хэтчбеком сварщика, который был в своё время целиком покрашен в другой мастерской (дешевле, и соответственно, хуже), ты смотрелся «как с завода». Ты уже собирался в обратную дорогу. Казалось, что большинство препятствий мы уже преодолели, оставалось как будто совсем немного. Но мы с тобой не могли представить тогда, что самые страшные испытания, через которые нам предстояло пройти, ещё даже не начинались…

Абсолютно сомнительна прелесть замёрзших дорог,
Металлической сеткой висящая над головою,
Будто небо, но что-то иное…
Я подумала, если бы мы не увиделись больше,
Что бы в тебе изменилось?

Мара, «Не увиделись больше», 2003 г.

Примерный план действий у меня был набросан довольно давно. Нужно было купить кузовные детали, договориться со знакомым перегонщиком, у которого были хорошие контакты со сварщиком и малярами в одной из бывших союзных республик, о примерной цене за сварку, полную покраску и доставку Феникса на место и обратно своим ходом. Не теряя времени, я взялся за дело. Я знал, что помогать в этом мне никто не будет, и я могу рассчитывать только на себя. Некоторые из моих знакомых, кто видел Феникса воочию, говорили мне: «Избавься от него, сдай его в утиль, по нему переплавка завода «Серп и молот» давно плачет, зачем он тебе нужен?» Я не реагировал на их мерзкие инсинуации, предпочитая отмалчиваться или отшучиваться. Не мог же я, в самом деле, сказать им: «Вы, тупые, ущербные, ограниченные людишки, не видящие дальше гнойного прыща на своём уродливом носу, никогда не поймёте, что такая легенда автомобилестроения, как Ford Scorpio, должна жить вечно, но вам, кредитопомойщикам на новеньких Ланосах и Калинах, этого не понять, поэтому оставьте при себе своё некомпетентное мнение и идите к чёрту со своими доброхотскими советами». Это неминуемо привело бы к конфликту, а я этого не люблю. Поэтому, никому ничего не говоря, я запустил процесс. Перегонщик, с которым мы знакомы много лет, согласился отогнать Феникса на место, отдать в сварку и покраску, а потом пригнать назад, но сразу предупредил меня, что это может затянуться: зима выдалась очень холодной, приступать к кузовным работам можно будет по весне, не торопясь, с покраской выйдет быстрее, но назвать точные сроки возвращения Феникса невозможно. Меня это вполне устраивало, поэтому мы договорились, что я ищу кузовные детали, выписываю генеральную доверенность, и при первом удобном случае Феникс отправится в путь. Примерную цену мы обговорили заранее, она была вполне подъёмной. Отъезд сначала запланировали на Новый год, но потом обстоятельства изменились, и мы переиграли на конец февраля. Заполучив в своё распоряжение ещё пару месяцев и составив примерный список необходимых запчастей, я начал поиски. Это оказалось не так сложно, как я предполагал. Антон Аркадьевич заказал для меня арки и внешние пороги, у него же я купил три двери (водительской не было) и хорошую крышку багажника. Всё это я складировал в гараже. В один из свободных выходных я разобрал двери, вместе со знакомым поменяли багажник. Оставалось только ждать. Поставив Феникса на импровизированную стоянку в виде небольшого заасфальтированного пятачка недалеко от гаража, в котором ждал весны Аллигатор, я от греха подальше скрутил и бросил в салон под стекло задний номер, скинул клемму с аккумулятора, запер двери и сказал: «Вот видишь, Феникс, дело движется. Всё у нас получится, не переживай. Отдохни пока. Время есть».



Отдыхал Феникс до конца февраля. У меня всё было готово: запчасти, документы, ключи, необходимая дорожная экипировка. Отъезд запланировали на 26-е. Непонятная, неизвестно откуда появившаяся смутная тревога с каждым днём всё сильнее мучила меня. Чем ближе был назначенный день, тем больше было моё беспокойство. По-видимому, Фениксу оно тоже передалось. За день до старта мы попытались завести его и немного погреть. Попытки отпереть водительскую дверь ключом не увенчались успехом, замок не открывался. Отогнув монтировкой верхний край двери, зацепили длинной проволокой внутреннюю ручку замка и только тогда сумели проникнуть в салон. Аккумулятор был безнадёжно высажен, что неудивительно: морозы стояли сильные. Прикурить не удалось. Пришлось съездить своим ходом в ближайший магазин автозапчастей и купить новый аккумулятор. Двигатель заводился тяжело. После долгих пыток стартера вместе с нажатой «в пол» педалью газа из глушителя выбросило облако дыма вместе с громким хлопком, и, наконец, я услышал привычный и знакомый звук работающего DOHC’а. Но радость моя была преждевременной. Холостые обороты начали гулять в диапазоне от 1000 до 2500 оборотов. Я исследовал все возможные места подсоса воздуха, но ничего не нашёл. Это было не случайно. Феникс не хотел ехать. Он боялся не вернуться. Мы могли никогда больше не увидеться. Мало ли что может случиться в дороге. Но у нас не было другого выхода. Эта зима могла убить его. Я не мог допустить этого. Поэтому, сделав «круг почёта» по двору и убедившись, что коробка работает нормально, а двигатель, несмотря на пляшущие холостые, под нагрузкой тянет вполне прилично, я заглушил его, закинул в салон новые арки, пороги, обшивки дверей в идеальном состоянии (их я купил давным-давно у Злого Волшебника в Зеленограде), проверил уровень масла, антифриза и ATF в АКПП и гидроусилителе, ещё раз проинспектировал содержимое багажника. Всё в порядке, старт завтра утром, можно идти отдавать ключи и документы. Но что-то держало меня. Я стоял рядом с Фениксом, положив ладонь на крышу, и мне казалось, что он просит меня: «Не уходи… Мне страшно. Не бросай меня, пожалуйста…» Скрепя сердце я нажал кнопку на брелке сигнализации. Феникс обречённо моргнул габаритами. Проведя кончиками пальцев по его переднему крылу, я прошептал: «Возвращайся скорее, Феникс. Я буду ждать тебя». Отойдя на несколько метров, я обернулся и посмотрел на него, стараясь запомнить как можно больше мелких деталей облика Феникса, как будто чувствуя, что разлука будет долгой. Впереди нас ждал год друг без друга. Но мы оба ещё не знали об этом.

Феникс (греч. Φοῖνιξ, перс. ققنوس‎, лат. phoenix; возможно от греч. φοίνιξ, «пурпурный, багряный») — мифологическая птица, обладающая способностью сжигать себя и затем возрождаться. Известна в мифологиях разных культур, часто связывается с солнечным культом. Считалось, что Феникс имеет внешний вид, похожий на орла с ярко-красным или золотисто-красным оперением. Предвидя смерть, сжигает себя в собственном гнезде, а из пепла появляется птенец. По другим версиям мифа, из пепла возрождается сам Феникс. Обычно считалось, что Феникс — единственная, уникальная особь своего вида. В метафорическом истолковании Феникс — символ вечного обновления.

Википедия.


Первый снег был самым красным,
Самый первый снег был самым красным,
Я не знал, где кровь, а где вишнёвый сок.
Волхвы несут дары всем сразу,
И качается фонарь под глазом,
И летит, летит, нацеленный в висок,
Самый первый снег, самый первый...

Сплин, «Три цвета», 1997 г.


Два года прошло с момента предыдущей записи в дневнике. За это время изменилось многое. В эти два года вошло множество событий. Безжалостная память упорно выталкивает из глубин моего подсознания на поверхность те моменты, которые, может быть, я хотел бы забыть. Но я не могу. И не смогу никогда. Забыть, через что нам пришлось пройти вместе.
Я помню всё. В мельчайших подробностях, как будто всё это было вчера. И нашу первую встречу в сентябре 2009-го, когда ты был почти при смерти, и ночной перегон в область для ремонта коробки, и долгий период реабилитации, и предновогодний сюрприз в виде внезапно застучавшего двигателя, и бессонные ночи в гараже, и бесконечные летние дачные рейсы, и радость скорости на пустых вечерних трассах, и сознание того, что я сдержал своё слово, данное тебе тогда, четыре года назад. Я не знаю, как бы я поступил сейчас, но, увидев тебя впервые вживую во дворах Варшавского шоссе, усталого, полумёртвого, ставшего в одночасье никому не нужным (действительно, кому нужен Скорп со сломанной АКПП?), с наклейкой «Продаётся» на заднем стекле, я не смог отвернуться от тебя. На старых фотографиях в объявлении с auto.ru ты выглядел гораздо лучше, но убивать машину, как это делали два предыдущих владельца, конечно, проще, чем поддерживать её в достойном состоянии. В тот тёплый сентябрьский вечер, когда мы приехали посмотреть на тебя, наши судьбы пересеклись. И теперь мы не расстанемся. Никогда. Слишком многое связывает нас. Слишком тесно переплелись наши линии жизни, чтобы их можно было разделить. Слишком поздно думать о том, что могло бы произойти, если бы мы не встретили друг друга. История не знает сослагательного наклонения.

Глядя на тебя сейчас, я невольно мысленно переношусь в холодный и слякотный ноябрь 2011-го года. Я помню, как ты выглядел тогда. Восемь зим в Москве, щедро политые ядовитыми реагентами дороги и отсутствие хоть какой-нибудь антикоррозийной обработки сделали своё гнусное дело. Осыпавшиеся задние арки, разошедшиеся по нижнему шву пороги, зацветшие по кромке двери, вздувшаяся краска на стыке крыши и лобового стекла, прогнувшийся и треснувший в ногах переднего пассажира пол, покрытый мелкими сколами капот, бамперы в трещинах и притёртостях, потускневшие шильдики, трещины на лобовом… Вспоминать это невероятно тяжело. Ещё тяжелее было видеть тебя в таком состоянии. Стоя рядом с сугробом, в который тебя превратил коварный снегопад, я чувствовал твой страх. Я тоже боялся. Я боялся потерять тебя. Ты мог не пережить ещё одну зиму.

Зима. Как же я ненавижу это время года. Каждый раз, когда Аллигатор отправляется на зимний полугодовой отдых в гараж, когда выпавший ночью первый снег превращается к середине дня в грязь и кашу под ногами, когда градусник за окном утром падает ниже нуля, когда от ледяного ветра перехватывает дыхание и на глаза наворачиваются слёзы, когда вечером тьма падает на город мгновенно, как лезвие гильотины, я чувствую, как бессильная злоба захлёстывает меня. От зимы нельзя убежать, можно только спрятаться где-нибудь и, считая дни, ждать тепла. Ждать долго, мучительно, вглядываясь в числа бесстрастного календаря. Но мы не могли больше ждать. Я должен был действовать. Я должен был спасти тебя. И тогда я принял Решение. Решение, которое стало важнейшим для нас с тобой. Стащив с правой руки перчатку, я коснулся твоего заднего крыла и тихо сказал: «Не бойся, Феникс. Я не дам тебе умереть. Всё будет хорошо. Верь мне». И ты поверил. Поверил в то, что я не обману тебя, не брошу гнить где-нибудь в глухой промзоне со снятыми номерами, не отдам на растерзание разборщикам, не продам на убой за копейки каким-нибудь носорогам или малолетним недоумкам. Ты знал, что я не предам тебя. И ты не ошибся.

Мне вернули Феникса. На этот раз навсегда. Сестра отказалась от него, за всё это время они так и не смогли найти общий язык. Она говорит, что Феникс не слушается её, то дёргается, то его бросает по дороге из стороны в сторону, то не заводится, то ещё что-то, хотя в моём присутствии ничего этого нет. Когда я за рулём, всё прекрасно.
Залез под капот. Долго сквернословил. Бензошланг, идущий на рампу, заломлен под прямым углом (в последнюю поездку с дачи домой старый шланг потёк в двух местах, заменили на новый, купленный рядом на рынке, но он оказался длиннее), масла в коробке мало (видимо, через повреждённую мембрану вакуумного модулятора уходит во впуск) и оно чуть темноватое (видимо, от нагрева), щуп АКПП сухой. Долил ATF, погонял коробку во всех режимах, на первый взгляд ничего криминального типа пробуксовок и толчков не заметил. Заменю масло вместе с фильтром, лишним не будет.
Какая-то сволочь выдернула из заднего бампера плафончик подсветки номера. Зачем, не понимаю. Ещё чурек на новом Рекстоне, не глядя в зеркала и не обращая внимания на парктроник, сдавая назад, слегка толкнул Феникса в угол заднего бампера. Повреждений у обоих не оказалось, разъехались.
Феникс обрадовался мне. Я это чувствую. История продолжается.

Оживили спидометр. Проблема была в одном из разъёмов коробочной косы. Теперь всё в порядке, здравствуй, овердрайв.